Мужчина вскакивает, хватает табурет и бросает в Сашку, но я мгновенно направляю автомат.

— Стоять!

Сашка уже скручивает его, на пол падает нож — длинный, кривой, с чёрной рукояткой. Точно не кухонный.

— Ну, попался, друг, — усмехается Сашка.

Выворачиваю ему ладонь. На указательном пальце — мозоль от спускового крючка.

Сашка отдергивает на плече одежду. На плече синяк от выстрелов из оружия.

— Ну что, рубаху будешь снимать, ясное дело- на спине след от ремня оружия. Или сам признаешься? — сурово говорю я.

Молчит, глядя исподлобья. Взгляд ровный, не моргает, привык замирать, прицеливаясь.

— Ну, что стрелок, брать мы тебя будем! — говорит прапорщик Колесников, связывая руки моджахеда.

Закончив, начинает связывать ему ноги.

— Не, этого надо упаковывать по полной! Так и норовит чего-нибудь учудить.

Моджахед стоит, как статуя, не шевелится.

Сильный у мужика характер, ни руки не дрожат, ни сам. Одно слово — стрелок.

Мы обыскиваем дом. В тайнике под кроватью находим автомат и патроны.

Всё ясно.

Женщина начинает плакать, но ничего не говорит. Слишком боится.

— Отвести его к пленным. А с остальными здесь разберёмся позже, — приказываю я.

Мы выходим из дома.

Кишлак снова затихает.

Но где-то в этом молчании остался ещё один — четвёртый. Сказали, что здесь их всего трое.

Но нет, мы не нашли то, что искали.

А значит, есть еще один.

И я уверен, он уже знает, что мы идём за ним.

Парни вытаскивают «гостя» из дома и отправляются к остальным пленным.

— Оттащим, присоединимся к вам.

В голове вертится одна мысль.

Они все окопались в кишлаке, значит и четвертый где-то рядом. И этот где-то — всего несколько шагов от нас.

— Документы ищем. Такие, чтоб сразу всё понятно стало, — бросаю в рацию Свиридову — командиру второй группы. — У вас как дела?

— Принято, Беркут. Идем по их следу. Но пока не обнаружили.

— Понял. Скоро присоединимся…

Но сейчас мы продолжаем прочёсывать кишлак.

Время будто сгустилось, каждый двор — как чёрный ящик, куда заглядываешь с опаской. В одном дворе пахнет свежеиспечённым хлебом, в другом — дети плачут, забились по углам.

Всё это привычно, но одно настораживает — в глазах у людей — не просто страх, а настоящая паника.

Наконец, подходим к дому, что стоит на отшибе. Большой солидный дом. На пороге мужчина лет пятидесяти, с серым лицом и почти чёрным взглядом.

— Вы к кому? — спрашивает он, словно нарочно отводя глаза.

— К тебе, — отвечаю и прохожу во двор.

За мной следом Сашка.

Мы заходим в дом. Внутри полумрак, запах свежего табака. Всё как обычно, но настораживает один момент. Старый, потрёпанный ковёр, который выглядит неуместно на полу, диссонируя с добротной обстановкой в доме.

— Саш, поднимай, — киваю я.

Сашка хватает ковёр, а под ним — люк.

— Вот оно что! — говорит он с усмешкой.

Мы открываем люк, а там — не просто тайник. В глубине яма, обложенная досками, а в ней — тот самый, кого мы ищем.

Моджахед даже не пытается сопротивляться, просто смотрит на нас с ухмылкой, как будто мы тут для его развлечения.

— На выход! — говорю, направляя автомат.

Он вылезает, не проронив ни слова.

— Что в тайнике? — спрашивает Сашка, и мы начинаем обыск.

Первое, что бросается в глаза, — карта. На ней красными линиями отмечены наши караванные пути и точки засад.

— Где взял? — спрашиваю, глядя прямо ему в глаза.

Молчание.

Затем находим ещё одну папку. В ней — схема предстоящего штурма Панджшерского ущелья, полный план операции, с указанием точек сбора, маршрутов и даже примерного времени выхода.

— Твою мать! — выдыхает Сашка. — Да это же…

— То самое, — перебиваю его. — Они знали, за чем пришли.

Моджахед ухмыляется, будто наслаждается моментом.

— Кто? — резко спрашиваю.

Снова молчит.

Мы вытаскиваем его на улицу. Хозяин дома стоит, опустив голову, а женщина и дети жмутся к стене.

— Знал? — спрашиваю его.

Тот качает головой, но взгляд его пустой, ничего не счесть. Они боятся не нас — его. И при нём ничего не скажут.

— Его тоже с собой, — командую, показывая на хозяина дома.

— Он ничего не сделал! — в слезах женщина бросается ко мне и виснет на руке.

— Уберите! — киваю своим ребятам.

— Отпустите его! — кричит она на весь двор.

Женщину отцепил от меня лейтенант Панин.

Теперь всё встало на свои места.

— Муж не виноват! Они сами пришли… Всё своё принесли с собой.

— Мама! Мама! — кричат перепуганные дети.

Я резко разворачиваюсь к хозяйке.

— Если муж не виноват — его отпустят. Мы должны разобраться.

Женщина рыдает, заламывая руки.

— Ты не веришь, что он невиноват? Или не веришь, что мы его отпустим?

Женщина вытирает слезы.

— Когда вы его отпустите?

— Через пару часов… Если невиновен, вернется домой.

Женщина недоверчиво смотрит на меня, но я уже спешу к своему отряду.

Надо назначить, кто из наших останется охранять пленных. Кто будет проводить допрос моджахедов и задержанных местных.

Мы возвращаемся в тот дом, где поймали первого моджахеда. Спонтанно там организовался штаб. В доме не было никаких ребятишек. Зато — большойподвал, где содержали пленных.

Карты и документы — у нас. Я их складываю к себе. У меня будет надежнее.

Ловлю на себе взгляд Олега.

— Беркут, давай я останусь тут за старшего, — впервые за время выполнения задания, — подает голос Коршунов.

Я застываю.

Хотел назначить другого.

А тут вдруг Олег Коршунов с собственной инициативой.

— Коршун, ты разведчик, пригодишься нам там. Надо выслеживать ушедших в горы.

Он странно смотрит на меня, будто я ему планы ломаю. Неприятный холодок ползет по позвоночнику.

Что за…!

— Коршун, отсидеться тут решил. Ноги что ли натёр? — усмехается Сашка.

Чувствую, Колесникову тоже не понравилось решение Олега.

— Я ж тебе говорил еще в части — сапоги надевай! И портянки учил наматывать. Ты меня не слушал. Теперь вот мучайся, топай вместе с нами.

Десант не будет ныть из-за портянок.

Тут что-то другое.

— Лейтенант Панин, остаешься за главного! Бери себе любого бойца, — командую я. — Допросить всех задержанных. Местных, кто невиновен — отпустить. За моджахедов отвечаешь головой. Ни одного не должен потерять.

— Есть, товарищ командир! Мне бы двоих. Начнут пленные до ветру проситься, нужен сопровождающий.

— Без проблем, бери двоих. Питание для себя и пленных добудете у местных.

Кивает.

Мы собираемся в дорогу.

Сашка уже готов. Патроны пересчитал, рюкзак проверил, нож на месте. Остальные тоже молча подтягивают ремни, закрепляют гранаты. Никаких лишних слов.

— Беркут, о чём думаешь? — тихо спрашивает Колесников.

— О чём? — усмехаюсь. — Молюсь, чтоб не опоздать.

Едва успеваем собрать всё нужное, как в рации раздаётся хриплый голос Свиридова.

— Беркут, срочно сюда! У нас полный коллапс! Двоих закрыли тут в кишлаке неподалеку. Остальных уводят с собой в горы. Подтягивайтесь, пока срочников не пустили в расход…

Глава 24

— Принято, выдвигаемся. Держитесь, — отвечаю коротко и смотрю на ребят.

Мы покидаем кишлак быстро и бесшумно, как тени.

Добираемся до машины без происшествий. Водитель везет нас в сторону гор.

— Всё приехали, — говорит он спустя два часа. — Дальше дороги нет.

УРАЛ остаётся на месте — дорога резко обрывается. Идём по руслу пересохшего арыка, где наши следы смешаются с пылью. Каждое движение — выверенное, каждое дыхание — приглушённое.

— Тихо, стоп! — шепчу, поднимая руку.

Все замерли. Впереди, за поворотом арыка, слышится еле уловимый звук — словно треск ветки или шаг по камням. Я делаю знак. Ребята расходятся веером, мы с Колесниковым обходим справа.

На небольшом выступе сидит моджахед, курит, автомат лежит на коленях. Сашка тихо достаёт нож, но я качаю головой — нет.